{jcomments on}
27 апреля 2016 г.
Исполнился 161 год с тех дней, как 13 - 16 апреля 1855 года по распоряжению Императорского Русского географического общества через Яблоновый хребет и Арахлейские озера вблизи Читы прошла экспедиция под руководством русского натуралиста Ричарда Карловича Маака. Маак оставил значительный след в деле географического изучения восточных регионов России. Его экспедиционные труды до сих пор остаются востребованными источниками знаний о исследованных им областях, а имя увековечено в латинских названиях многих растений и животных, в том числе в названии рода Maackia.
Интерес представляют и заметки Маака о водоразделе Яблонового хребта. В этой связи привожу отрывок из книги Ричарда Маака "Путешествие на Амур, совершенное по распоряжению Сибирского отдела Императорского Русского географического общества в 1855 году Ричардом Маком". Издание члена-соревнователя Сибирского отдела Соловьева Санкт-Петербург в Типографии Карла Вульфа, 1859
Из предисловия
Теперь мы можем быть уверены, что эти ожидания исполнятся: подчинение русскому владычеству крайнего северо-востока Китайской империи открыло путешественникам все страны, прилегающие к Амуру, и нет сомнения, что путешественники скоро исследуют их во всех отношениях.
Самая значительная часть труда, при исследовании этих стран, конечно, должна выпасть на долю нашего отечества. Для России они, как видно из сказанного выше, в высшей степени важны не только отношения к научным вопросам, но и по тем выгодам, которые обещают ей в будущем. Сибирский Отдел Императорского Русского Географического Общества, как главный представитель современной науки на поприще изучения Восточной Сибири, не мог не принять самого деятельного участия в деле исследования этих стран. Еще в 1855 году, когда приобретение Амурского края только начиналось, он положил отправить туда ученую экспедицию. Денежные средства, нужные для этого предприятия, скоро были найдены: член-соревнователь Сибирского отдела Степан Федерович Соловьев отдал в распоряжение его, для покрытия издержек экспедиции, пол-пуда золота.
Таким образом, Сибирский отдел получил возможность исполнить свое намерение, и, в апреле месяце 1855 года, экспедиция на Амур была отправлена. Она воротилась в Иркутск в январе 1856 года. Описание ее действий и изложение результатов, к которым привела ученая разработка добытых ею материалов, составляют предмет книги, предлагаемой ныне на суд публики.
… При этом, я считаю священною обязанностью прежде всего помянуть добрым словом моего постоянного сотрудника во все время путешествия, прапорщика Корпуса Топографов Зандгагена, который содействовал исполнению возложенных на экспедицию поручений. Этот талантливый молодой человек, пользовавшийся искренним уважением и любовью всех, кто его знал, трудился с истинным самоотвержением, чтобы обеспечить успех нашей поездки, и, вскоре по возвращении нашем в Иркутск, пал жертвой своего усердия: здоровье его, уже ослабленное предшествовавшими работами, окончательно разстроилось в этой поездке, и он скончался в Иркутске, в июне 1856 года.
….
В заключение, исполняю приятный для меня долг признательности, выражая искреннюю мою благодарность тем лицам, учеными трудами которых, по обрабатыванию привезенных мною материалов, я воспользовался, при составлении этой книги: г. академику Брандту, определившему составленное мною в Сибири собрание млекопитающих и годов; г. академику Рупрехту, обработавшему значительную часть растений моего собрания; г. Максимовичу, определившему остальные; гг. Менстрее и Бремеру, описавшим и определившим чешуекрылых моей коллекции, и наконец, путешествовавшему вместе со мною по амуру г. магистру Герстфельду, который обработал собранных мною плоскотелых, кольчатых многоногих, ракообразных и мягкотелых.
Долгом считаю также выразить здесь глубокую мою признательность г. академику Шифнеру, составившему, по моей просьбе, для этой книги, тунгусский лексикон. Г. Шифнер, которому ученый мир обязан изданием тунгусской грамматики Кастрена, расположил записанные мною слова по кастреновому алфавиту.
Р. Маак.
Стр. 20 - 23
13 апреля ....
Между станциями Вершино-Кондинской и Шакшинской, характер местности почти не изменяется; только лес начинает редеть по мере приближения к деревне, населенной русскими и бурятами, и место его заступает почти голая безтравная степь. Кроме видных уже прежде жаворонков (Alauda pratensis), нам попадались небольшие стада стренаток, с их неразлучною спутницею, пустельгою. Через дорогу изредка перелетали кобцы (Falco vespertinus) и полевые луни, высматривающие бегающих по земле мышей.
В Шакшинской опять не случилось лошадей, и, волею не волею, мы принуждены были переночевать здесь, хотя приехали на станцию рано и весьма недалеко отехали от прошедшего ночлега. Я воспользовался этою остановкою, для определения барометрическими наблюдениями абсолютных и относительных высот станции Шакшинской и Домноключевской, а также и вершины Яблоннаго хребта.
Препаранта Фурмана, с нужными инструментами, я с вечера отправил на следующую станцию и в назначенный час он должен был заняться барометрическими наблюдениями у часовни на вершине Яблоннаго хребта, а потом отправиться для той же цели в Домноключевскую.
Между тем я через каждые четверть часа делал наблюдения в Шакшинской (520 8’,28’’ св. шир. и 130018’,40’’ вост. долг.). Эти наблюдения дали на следующие результаты.
Абсолютные высоты:
Ст. Шакшинская.......................................... 3264 англ. фут. над уровнем моря.
- Домноключевская ....................................2880
Часовня на вершине Яблоннаго хребта .........4010
Относительные высоты:
Часовня выше Шакшинской на ..................647 англ. фут.
........Домноключевской на ......................1229
Домноключевская ниже Шакшинской........ на 520
Гг. Герстфельд и Зандгаген воспользовались этою задержкою, чтобы поохотиться на болоте и около луж. Из водных птиц они видели только шилохвосток (Anas acuta) и турпанов (Anas rutila), а из болотных только пигалиц (Vanellus cristatus); им удалось убить пару последних. В продолжение дня погода была ясная при довольно сильном северо-восточном ветре, вечером в 8 часов термометр показал – 2,4.
14-го апреля. Утро было ясно и к 7-ми часам термометр опять поднялся до +4,5. Окончив барометрические наблюдения, мы в 8 часов собрались в путь и поехали по ровной болотистой возвышенной местности, окруженной со всех сторон грядами высот. Мы еще раз переехали через Домну, через которую уже один раз переправились, недоезжая станции Шакшинской, у места первой нашей переправы; эта река течет на N., но здесь, повернув дугою сначала на O. и потом на S., направляется к Хилку. Дорога шла около большого Шакшинского озера, по самому краю правого берега; вдали к NO. от этого озера мы могли различить самое большое озеро из всех находящихся на здешней болотистой, плоской возвышенности, еще покрытое льдом. Оно называется Рахлей; из него берет свое начало р. Хилок. Близ этого озера находится еще другое, так называемое Иван-озеро, из которого вытекает один из истоков Витима.
Продолжая ехать по берегу Шакшинского озера, мы переехали через р. Хилок, вытекающую, как уже было сказано, из озера Рахлея. Она протекает сперва через Шакшинское озеро, а потом и через Иргенское, лежащее направо от дороги. Впрочем, туземцы утверждают, что Хилок служить стоком для Шакшинского озера только во время весеннего половодья. Во всех этих озерах водится множество рыбы, особенно щук, окуней и чебаков, а в одном из них, называемом туземцами Ундугун, попадаются необыкновенной величины караси.
За этим широким болотистым, безлесным и покрытым озерами водоразделом, начинается местность более и более поросшая кустарником, по мере приближения к Яблонного хребту (Яблени-даба, у бурятов), у подошвы которого, в 7 верстах от станции Шакшинской, лежит русская деревня того же имени, т.е. Шакшинская. За деревней, дорога идет вверх по довольно отлогому склону и начинается лес, состоящий большею частью из лиственницы, между которыми кое-где попадаются малорослые березы. Опрокинутые деревья, множество сухих, вероятно, вследствие лесного пожара, безлистных стволов производят грустное впечатление. Около дороги стоит одинокий, ветхий острог, обнесенный с 4-х сторон высоким тыном, с большою, единственною дверью и с двумя будками для часовых по обеим сторонам этой двери. Я невольно задумался при мысли о разнородных сценах и чувствах, которых свидетелями были немые стены этого острога, видевшие все оттенки душевных движения, начиная от озлобления зачерствевшего сердца, стремящегося только к свободе и к новым преступлениям, до безнадежного отчаяния и горького раскаяния. Мы ехали по правому берегу реки северной Домны (у бурятов – Ару-Доньо, т.е. северная), берущей свое начало из Яблоннаго хребта, и, постепенно поднимаясь, достигли на расстоянии 8-ми верст от деревни Шакшинской высшей точки перевала через хребет, где стоит небольшая деревянная, весьма простая часовня. Здесь мы остановились на полчаса, и я занялся барометрическими наблюдениями, для определения относительной высоты часовни над станцией Домноключевской, находящейся на юго-западном склоне. По окончании наблюдений, мы начали спускаться к станции Домноключевской, лежащей в 12 верстах от часовни), * горной речки (* Буряты часто называют одним именем реки, начинающиеся из одного места хребта, но текущие по разным склонам), впадающей недалеко от станции в реку Ингоду. Дорога, которая шла большею частью около самой речки, была здесь заметно суше и круче, чем на северной стороне: несколько раз мы были принуждены тормозить колеса наших телег. На южном склоне растительность значительно роскошнее, везде растут высокие лиственницы, березы и осины, а овраг, по дну которого течет южная Домна, порос высокими елями, вовсе не попадающимися на северной стороне водораздела. Часто видны различной величины обломки скал и осыпи, но нигде не видно значительных скалистых обнажений: все покрыто непроходимым дремучим лесом, в тени высоких деревьев растет густой кустарник и по земле везде стелется мох.
На станции Домноключевской, помещенной в довольно большой русской деревне того же имения, я застал препаранта Фурмана, тщательно окончившего порученные ему барометрические наблюдения.
Нас, к счастью, не задержали долго на станции. В 1½ верстах от нее мы въехали в долину уже довольно широкой Ингоды. Меня поразила здесь ранняя весна, явление, доказывающее несравненно теплейший климат; ивы везде были в полном цвету, тогда как на северной стороне Яблоннаго хребта я вовсе не встречал на них вполне развитых сережек.
Этот водораздел, не смотря на его незначительную относительную высоту, имеет большое влияние на температуру, а через нея и на естественные произведения разделяемых им бассейнов. Это явление особенно поразительно в растительном царстве; в стране, лежащей на O. от водораздела и известной под именем Даурии, попадаются растения, не встречающиеся в той части Сибири, которая простирается от Яблоннаго хребта до Урала. Некоторые из этих растений часто попадаются в Европе, а некоторые принадлежат к одинаковым с европейскими видами родам. К первым можно причислить Convallaria majalis (ландыш); ко вторым: Qeurcus mongolica (вид дуба), Corylus heterophilla (вид лещины), Betula dahurica (вид березы) и многие другие.
Тоже самое можно сказать и о царстве животных; из всех его классов попадаются здесь виды, принадлежащие исключительно этому краю или свойственные также и Европе, но не встречающиеся в Сибири между Уралом и Яблонным хребтом. Так, напр., на степях южной Даурии водятся джигитай (Equus hemionus) и толай (Lepus tolai). Из класса птиц, кроме многих, исключительно принадлежащих Даурии и При-амурскому краю, попадаются красивая Pica cyanca (ронжа), найденная до сих пор только в южной Испании. В здешних реках водится вид из рода сомов (Silurus azotus), неимеющего представителей в остальной Сибири; Cyprinus Labeo (конь), Accipenser orientalis (калуга), а также и карпы и раки не встречаются от Урала до Яблоннаго хребта, тогда как чебаки и ерши попадаются как к W., так и к O. от водораздела. Из насекомых также встречаются многие интересные формы, найденные до сих пор только в Даурии.
От деревни Домноключевской до областного города Читы нам оставалось еще 34 вер.
Недалеко от станции Домноключевской, лес исчезает и долина Ингоды становится безлесною, песчаною, холмистою степью. Дорога наша шла по левому берегу Ингоды, то в большем, то в меньшем расстоянии от русла, которое идет у самой подошвы правого, невысокого, покрытого лесом берегового ската, и в 15 верстах от левого. Нам несколько раз приходилось переезжать через речки, впадающие в Ингоду; берега этих речек, поросшие ивовым кустарником, резко обозначались на голой степи и, в виде темных полос, тянулись по направлению к лесистым высотам левого берегового ската Ингоды. На этой степи, в 10 верстах от г. Читы, лежит довольно большое, красивое Кинонское озеро, на северо-восточном берегу которого расположена довольно значительная деревня, населенная переселенцами.
Степь и здесь все еще казалась нам грустной и безжизненной. Кроме вышеупомянутых немногих водяных птиц, державшихся на лужах и на свободных от льда местах озер, я видел кое-где весело бегающих по степи еврашек (сусликов). Они принадлежали к распространенному по всей Сибири виду Spermophilus eversmanni, который здешние буряты называют чумбура.
Проехав несколько верст по берегу Кинонского озера, мы повернули направо и въехали в долину р. Читы, по правому берегу которой и въехали до самого города.